Что хотели донести до нас Бах и Моцарт?

Однажды я была свидетелем разговора двух инженеров-строителей, имеющих огромный опыт работы. Они отчаянно спорили об одном из пунктов строительных норм и правил: каждый считал верным свое прочтение этого строго технического трактата. Тоже самое можно наблюдать и у адвокатов при применении одних и тех же законов в разных случаях судебной практики. Что уж говорить о музыке, которая является точкой приложения талантов многих творческих людей с неограниченной фантазией? Даже имея на руках оригинальные нотные тексты, исполнители вольно или невольно привносят в музыку классиков свое видение, свою харизму, что носит название интерпретации. Довольно часто это случается в угоду публике: исполнитель, наблюдая за слушателями, отмечает наиболее впечатляющие места в произведении и утрирует их для достижения большего эффекта. В кругу музыкантов известна история об исполнении Тосканини «Болеро» Равеля. Тосканини взял слишком быстрый темп, несмотря на строгие наставления композитора, чем вызвал его недовольство. При этом успех у публики был триумфальным, но Равель был категоричен и предложил Тосканини вообще не исполнять «Болеро» на своих концертах. Рассказывают также анекдотический случай о том, как Лист однажды играл пьесу Шопена; по окончании Шопен у него поинтересовался: «Чью это пьесу ты играл?» Впрочем, не все композиторы в свое время отстаивали свое исполнение, как единственно верное. Однажды на репетиции Четвертой симфонии Брамса у дирижера возникли сомнения по поводу исполнения одного эпизода. Он попробовал продирижировать и так и эдак, и, в конце концов, обратился за советом к присутствующему в зале композитору, на что Брамс ответил, что можно раз сыграть так, а другой – иначе. Что там исполнители? Сами композиторы создавали свою музыку во множестве вариантов. Так из 1087 произведений Баха почти половина представляют собой транскрипции собственных сочинений. Поэтому очень сложно по прошествии веков утверждать о каком-либо единственно правильном прочтении того или иного произведения классика. Главное, что истинный шедевр бессмертен.
Вообще, правильнее рассматривать музыкальное произведение, как результат совместного творчества композитора и исполнителя, и в этом случае не следует скидывать со счетов и личностное воздействие отдельных исполнителей на аудиторию. Показательной в этом плане является премьера Девятой симфонии Бетховена, которая состоялась в 1924 году в Вене. По свидетельству очевидцев абсолютно глухой композитор неистово и невпопад дирижировал оркестром, солисты которого на день премьеры не были готовы к выступлению. То, что публика ни за что не простила бы никому другому, было принято в тот день под бурные рукоплескания. Бетховену устроили грандиозные овации и в конце кричали «виват». В данном случае имело место явное сильное психологическое воздействие конкретной личности, при котором все исполнительские погрешности стали малозначительны.
Это без сомнения касается и других талантливых исполнителей. Как бы они не старались наиболее достоверно донести до слушателей сочинения великих классиков, все равно их манера исполнения, их собственное восприятие и личностные качества в той или иной мере интерпретируют произведение, уводя от оригинала. Так что то, что хотели донести до потомков классики, поддается разгадке с большим трудом, но нисколько не преумаляет их гениальности.

Написала Середа Инна